Современный термин «наука» обозначает в общепринятом понимании, особенно типичном для ученых-естественников, способ познания мира, характерный для европейской цивилизации и возникший на основе религиозного мировоззрения, которое принято называть «авраамическим». Это мировоззрение представлено тремя религиями со сходными по многим элементам содержания священными текстами – иудаизмом, христианством и исламом.
В основе «классической» европейской науки лежит разделение на субъект и объект познания. Это разделение возникло в результате знакомства христиан с учением Аристотеля (Аристотель Стагирит, 384/383 – 322/321 до н.э.) в XIII веке. Европейские ученые раннего средневековья впервые прочитали Аристотеля в переводах с арабского вместе с комментариями, данными Ибн Рушдом (Аверроэсом, 1126-1198) для согласования «языческого» учения с исламом. Преподаватель философии из Парижского университета Сигер Брабантский (ок.1240-1277/1284) развил положения Аверроэса: есть истина религиозная, которая по определению не может быть понятна человеку и не является предметом изучения, и истина философская, зависимая не от божественных, но от природных законов, которую должны изучать философы. В результате дискуссий Сигера Брабантского с доминиканскими монахами Альбертом Великим (Альберт фон Больштедт Магнус, 1193-1280) и его учеником Фомой Аквинским (1225/1227 – 1274) возникла теория «двух истин» – теория независимости истины философской и религиозной, знания и веры.
Этой теории придерживался в своей деятельности великий русский ученый М.В.Ломоносов.
Свое мировоззрение он кратко и ясно изложил в широко известной работе по экспериментальной астрономии. Приведем цитату полностью, поскольку часто приходится встречаться с весьма вольными ее изложениями:
«Правда и вера суть две сестры родные, дщери одного Всевышнего Родителя, никогда между собою в распрю притти не могут, разве кто из некоторого тщеславия и показания своего мудрования на них вражду всклеплет. А благоразумные и добрые люди должны рассматривать, нет ли какого способа к объяснению и отвращению мнимого между ними междоусобия. …
Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал Свое Величество, в другой Свою Волю. Первая – видимый сей мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность его зданий, признал Божественное Всемогущество, по мере себе дарованного понятия. Вторая книга – Священное писание. В ней показано Создателево Благоволение к нашему спасению. В сих пророческих и апостольских боговдохновенных книгах истолкователи и изъяснители суть великие церковные учители. А в оной книге сложения видимого мира сего суть физики, математики, астрономы и прочие изъяснители Божественных в натуру влиянных действий суть таковы, каковы в оной книге пророки, апостолы и церковные учители. Не здраво рассудителен математик, ежели он хочет Божескую Волю вымерять циркулом. Таков же и богословия учитель, если он думает, что по Псалтире научиться можно Астрономии или Химии.»
Религиозно-философские мировоззрения Востока (индуизм, буддизм, учение о Дао, учение Конфуция) являются достаточно цельными, и проблема антагонизма рационального философского знания и веры в них никогда остро не вставала.
Главную роль как в древних, так и в современных «науках Востока» играют дисциплины, связанные с человеком (медицина, в том числе «внутренняя алхимия», медитативные практики).
В начале XIII века был открыт Оксфордский университет, в котором зародились основы экспериментального естествознания. Основателями этого научного метода стали Роберт Гроссетест (1168-1253) и Роджер Бэкон (1210/1214 – 1294). Роджер Бэкон считал, что наука обязательно должна быть экспериментальной, проверяющей опытом все выводы и заключения.
Опытно-математическое естествознание началось с работ Галилео Галилея (1564-1642). В своих трудах по механике и астрономии он соединил наблюдение, эксперимент и умозрительный анализ полученных данных, позволяющий создавать подлинно научную теорию. В XVII в. возникло философское обоснование новой науки. Имелось два основных варианта такого обоснования: рационализм Декарта (Рене Декарт, 1596-1650) и эмпиризм Бэкона (Фрэнсис Бэкон, 1561-1626).
Рационалисты считают, что человеческий разум является высшей инстанцией познания, опытные данные – лишь материал для обоснования и применения общих принципов. Исследователь – совершенно независимый от природы наблюдатель и экспериментатор. Именно с такой позиции возможно завоевание природы человеком. Декарт научил людей мыслить так, что они смогли осуществить технический прогресс. Благодаря Декарту началось согласование научной терминологии – «Определите значение слов и вы избавите человечество от половины его заблуждений». В то же время Декарт сомневался в истинности своего бытия вне выражаемых словами понятий, считая несомненным лишь факт существования сомнения: Cogito ergo sum («Я мыслю, следовательно, я существую»).
Эмпирики полагают, что настоящее знание содержится в чувственном опыте, мышление нужно лишь для систематизации опытных (экспериментальных) данных. Из опыта должны выводиться не только естественнонаучные теории, но также мораль и нравственность.
В XVI веке, во время религиозной Реформации, были созданы предпосылки для научного и технического прогресса. Учение Мартина Лютера (1483-1546) отделило внутреннюю веру от внешних занятий. Спасение после смерти, согласно Лютеру, обеспечивается личной верой и не требует католических «добрых дел».
Протестанты разделили Бога и совесть, Творца и творение, в результате наука освободилась от религиозных ограничений.
Возникла новая протестантская этика, согласно которой богоугодны деловая активность и личное обогащение, любая полезная людям деятельность, честность в бизнесе. Получить мало прибыли при возможности получить много – значит, по Лютеру, согрешить перед Богом. Лозунгом новой науки стала фраза Ф.Бэкона: Knowledge itself is power. Сейчас она более известна как «Знание – сила», но её можно перевести и как «Знание – это власть».
Бурный прогресс науки в XVII веке, иногда называемый «первой научной революцией», окончательно сместил общую направленность науки как способа познания мира. Известный психолог и философ Эрих Фромм разделил понятия «разум для понимания» и «манипулятивный интеллект», подчеркивая, что «чем более выдающимся является неконтролируемый манипулятивный интеллект, тем он опаснее». Британский философ и экономист Э.-Ф.Шумахер указывает на принципиальную разницу между «наукой для понимания» (мудростью) и «манипулятивной наукой». Цель первой – просвещение и освобождение человека («И познаете истину, и истина сделает вас свободными» Евангелие от Иоанна.8, 32), цель второй – власть и подчинение природы и людей.
Знание, полезное для манипуляций с природой и людьми, обычно становится безнравственным.
Это наглядно проявилось в XX веке и было связано с научным усовершенствованием орудий убийства. «Успешное» применение боевых отравляющих веществ в первую мировую войну способствовало бурному развитию химических исследований. Но наиболее сильный всплеск манипулятивной науки произошел в процессе работы над ядерным и термоядерным оружием. Это был и качественный, и количественный скачок. Научная деятельность стала самым эффективным путем получения материальных благ и общественного признания, – государства всячески одобряли работу «на войну».
Если раньше быть ученым значило – быть богатым чудаком (XVII-XVIII вв.), затем – чудаком с минимальным жалованьем (XIX в), то с 50-х годов XX века наука-естествознание стала особо привлекательной для тех, кто стремился к славе и комфорту. Выдающийся математик, создатель кибернетики Норберт Винер писал: «Почти во все предыдущие эпохи в науку шли только те, кого не пугала суровость труда и скудость результатов… Честолюбивые люди, относящиеся к обществу недостаточно лояльно, или, выражаясь более изящно, не склонные терзаться из-за того, что тратятся чужие деньги, когда-то боялись научной карьеры как чумы. А со времен войны такого рода авантюристы, становившиеся раньше биржевыми маклерами или светочами страхового бизнеса, буквально наводнили науку.»
Научное сообщество традиционно отличалось сильно выраженной корпоративной моралью еще со времени основания первых университетов.
С середины XX века, когда интеллектуально развитые честолюбцы окончательно вытеснили из науки мудрецов-аскетов, корпоративная мораль ученых, по мнению профессора социологии из Калифорнийского университета Томаса Шеффа, стала сближаться с неписаными законами преступных группировок. Он анализирует ситуацию в своем эссе «Академические банды». Примеры преобладания корпоративной морали над научной этикой в отечественной науке привел в своей книге С.Э.Шноль.
Перестройка в СССР и последовавшая разрядка сильно ударили по всей мировой манипулятивной науке, существовавшей, прежде всего, за счет военных заказов. И западные ученые быстро освоили приемы рыночной экономики.
Один из ярких примеров удачной организации научных исследований в новых условиях реализуется до сих пор. В 1984 г. в Антарктиде был найден метеорит ALN84001, в котором в 1996 г. обнаружили следы… марсианских бактерий! И через несколько месяцев удалось убедить Конгресс США профинансировать две американские экспедиции к Марсу , необычайно успешные по своим результатам.
К сожалению, для большинства ученых остается непонятым тот факт, что вернуться к «научному раю» времен холодной войны уже не удастся.
Само будущее науки сейчас в значительной степени определяется не ее внутренними трудностями, противоречиями и взаимоотношениями с государством, а тем тривиальным, на первый взгляд, обстоятельством, что науку делают люди, отягощенные всеми предрассудками и моральными болезнями своей эпохи и своего общества. И законы рынка заставляют ученых для сохранения финансирования (получения грантов) имитировать манипулятивную науку, критерии ценности которой смещаются от максимальной убойной силы к максимальной прибыльности.
Вячеслав Загорский Химический факультет МГУ, с.н.с.